ЧЕЛОВЕК СРЕДИ ЛЮДЕЙ — Глава IV

1

Подлость и благородство, дружба и предательство. Сколько существуют на земле люди, столько они и задумываются об этих взаимоисключающих свойствах человеческой природы, о причинах, побуждающих человека поступать низко или совершать красивые, возвышающие душу поступки...

Я не беру на себя труд дать сколько-нибудь полное изображение этих свойств человеческой природы, но расскажу здесь о некоторых фактах, которым мне привелось быть свидетелем и которые больно меня задевали.

Жизнь клиники постоянно сталкивала нас с больными, чьи страдания были результатом их отношений с людьми, а иногда и с друзьями.

Однажды ко мне в кабинет зашла Таня. Я не видел её после нашего последнего разговора уже несколько месяцев. Она выглядела хорошо. Грустное выражение, которое долгое время не покидало её лицо, исчезло. Но она была явно встревожена.

— Что случилось, Таня?

— Фёдор Григорьевич! Мужа моей подруги разбил паралич. А ему всего тридцать шесть лет. У них ведь двое детей. А что будет с Галей, если Юрий умрет! — говорила она растерянно, что ей было несвойственно.

— Подожди, Таня, расскажи понятней, что случилось с Юрием и почему тут какая-то Галя; он что — женился на Гале и имеет от неё двоих детей?

— Ах, нет, извините, пожалуйста, — смутилась Таня — Это не мой Юрий. Это совсем, совсем другой человек. Он муж моей лучшей подруги — Юрий Рылев. Его разбил паралич!..

Но при чем же тут я? Его надо к невропатологу!

Фёдор Григорьевич, — вдруг серьёзно заговорила она. — Посмотрите его. Вы же оперируете на сердце, на сосудах. И знаю, что вы собираетесь оперировать на сосудах мозга. Может быть, эта операция и спасёт Юрия. А без операции он погибнет. Он и так уже без сознания. Рука и нога почти не действуют. Понемногу мне стало яснее.

— Хорошо, — говорю. — Покажите мне вашего второго Юрия! На одного я уже насмотрелся. Давайте буду смотреть другого!

Таня улыбнулась.

— Нет, Фёдор Григорьевич, это совсем другой. Ни чуточки не похож на моего... На бывшего моего, — поправилась она. — Этот человек — полная противоположность Юрию, которого вы знаете. Он лежит у профессора Булатова. Пантелеймон Константинович просит вас посмотреть его.

Из дальнейших разговоров с Таней, из рассказанного Пантелеймоном Константиновичем, который оказался старинным другом отца Юрия, тоже врача, а также из подробного рассказа Гали — жены Юрия я узнал его печальную историю.

Затем я попросил показать мне Юрия, и вместе с Пантелеймоном Константиновичем мы вошли в палату.

Там лицом к стене лежал человек с темно-русыми волосами. Когда он повернулся к нам, я увидел совсем молодое бледное лицо, черты которого исказила болезнь. Нижняя губа слегка отвисла, нижнее веко опущено. Речь невнятная, правая рука и нога неподвижны.

Это был Юрий Рылев, ранее красивый человек, высокого роста, с правильными чертами лица, — молодой преуспевающий учёный, недавно защитивший докторскую диссертацию.

Ещё в средней школе товарищи и учителя заметили его способность быстро решать сложные задачи. Впрочем, и по другим предметам он учился отлично и закончил школу с золотой медалью. Юрий успешно выдержал приёмный экзамен и, несмотря на очень большой конкурс, был принят на физический факультет университета. С первых курсов учился на пятерки, одновременно посещал научный кружок. За время пребывания в институте написал две научные работы и выступил с докладом на заседании научного студенческого общества. Способного студента оставили в аспирантуре. А через три года он уже защитил кандидатскую диссертацию и был оставлен на кафедре ассистентом.

Отец Юрия, профессор, был крупным учёным-медиком. Семья жила в достатке, но он поддерживал в ней атмосферу деловитости и бережного отношения к деньгам. Денег отец давал сыну столько, сколько ему было надо, но каждый раз требовал подробный отчёт о расходах. Отец говорил, что деньги достаются тяжёлым трудом и к ним надо относиться с уважением. «Ты же, — говорил он Юрию, — своих денег ещё не имеешь. А к чужим деньгам порядочный человек относится особенно строго». Когда Юрию нужно было купить одежду или особенно книги, отец давал безотказно столько денег, сколько требовалось. Но заранее заявил сыну, что на табак и вино он не даст ему ни копейки. Сам профессор не курил и не пил, с сожалением смотрел на курящих и особенно на пьющих и часто беседовал с Юрием на эту тему.

Мальчик умом понимал, что отец был прав, и долго не поддавался уговорам своих друзей.

Между тем у курящих ребят есть какая-то страсть обязательно научить этой привычке своих сверстников. Я помню, в деревне товарищи часто уговаривали меня взять папиросу в рот: «Да ты хоть попробуй, ну возьми просто в рот и пусти дым». Я брал у них папиросу, вставляя в рот зажженным концом, и начинал дуть. Дым выходил из мундштука наружу. «Ты затянись», — уговаривали ребята. «Нет, глотать дым не буду». Даже когда стал постарше, стал в таких случаях отговариваться: «Не хочу портить ваших папирос». — «А ты испорти, мы не возражаем». — «Ну хорошо, давайте испорчу».

Я брал папиросу, рвал её на мелкие части и бросал. Затем, обращаясь к товарищу, говорил: «Ну давайте ещё одну папиросу испорчу!» Ребята отставали. Ненадолго. Затем снова уговаривали меня. Но я все же выдержал и не закурил.

Юрий же в конце концов поддался на уговоры и начал курить. Скоро пристрастился к этому и стал курить много, чем сильно огорчал своего отца.

У них в семье уважалась трудовая дисциплина. С раннего возраста Юрий был приучен прибирать за собой и помогать взрослым во всех домашних делах.

Отец и мать любили повторять, что всякий труд благороден и никакой работы стыдиться не надо. Поэтому мальчик помогал матери мыть посуду, готовить пищу, стирать бельё, мыть пол... Делал он это всё легко, быстро и, выполнив поручения отца и матери, бежал к себе готовить уроки. С охотой читал. Пушкин был его любимым поэтом и писателем, он с ним не расставался.

Отец его, когда Юрий был ещё совсем мальчиком, помогал ему в выборе книг, рассказывал о жизни писателей, о судьбе и истории особенно выдающихся книг и произведений. Так, Юрий ещё в школьные годы прочитал произведения Ломоносова, Державина, Жуковского, Крылова, Белинского, Добролюбова, Герцена. Затем перечитал всю классическую литературу: Толстого, Достоевского, Тургенева, Гончарова, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Чернышевского. Знал он и наших лучших современных писателей, особенно тех, которые писали о жизни своего поколения, создавали в своих книгах широкую и верную картину современной жизни.

Многие стихи Пушкина, Лермонтова и Есенина Юрий знал наизусть и любил их декламировать в кругу друзей.

Подлость, обман и ложь Юрий презирал с детства, и часто в школе на него обижались ребята, когда он честно сознавался в том, что они вместе с ним натворили. На первой странице записной книжки он написал фразу, неизвестно откуда взятую или пришедшую ему на ум: «Благородство окрыляет, подлость ползёт и жалит».

Отец его любил медицину, считая, что это самая благородная и самая нужная для людей профессия. Хотел и сына приобщить к ней, но тот с раннего детства увлекался математикой. И хотя Юрию очень не хотелось огорчать отца, он вежливо, но твёрдо настоял на своём. Профессор смирился с решением Юрия и стал ему оказывать всяческое содействие.

Юрий много и упорно работал, мало отдыхал, почти никогда не использовал свой отпуск, а отдохнет недельку и опять сидит в библиотеке. А то вернётся в лабораторию и не выходит оттуда по нескольку дней.

Но однажды ему предложили путевку на Южный берег Крыма. И он поехал отдыхать. Этот отпуск остался у него в памяти на всю жизнь как нечто самое светлое и приятное. Тут же, на юге, он встретился с Галей Петруниной, бывшей в то время студенткой университета. Они всё время были вместе, ходили на экскурсии, взбирались на гору Ай-Петри смотреть восход солнца. А когда настало время прощаться, он продал свой билет и купил другой — до того города, где жила Галя. Придя к её родителям, попросил у них руки дочери.

Родителям Юрия Галя понравилась — скромная, умная, деловая, хорошая хозяйка. Она искренне полюбила Юрия и эту любовь перенесла и на его родителей: стала им ласковой и послушной дочерью.

Через год у Юрия и Гали родился сын, а ещё через год — дочь. Галя взяла академический отпуск, а когда дети немного подросли, стала заканчивать учёбу. Жизнь всей этой большой дружной семьи протекала счастливо и безоблачно. Юрий продолжал научные изыскания. В тридцать три года он сделал важное открытие в своей области, за что ему была присуждена степень доктора наук. Он работал помощником заведующего кафедрой, хотя не только сверстники, но даже работники значительно старше его оставались на должности ассистента.

Кому-то из них не нравилось столь быстрое продвижение коллеги. Что делать? Самое лучшее в этом случае, конечно, и самому побыстрее добиться успехов, но этот путь труден, не каждому по плечу; и завистник избирает второй путь. И вот в дирекцию института поступает анонимное заявление, в котором Юрий обвиняется в аморальном поведении. Директор назначил комиссию. «Тут же явная клевета!» — сказал один из членов комиссии, едва дочитав письмо. «Не спешите, — возразил директор. — В письме никто не оспаривает научных достижений Рылева. Речь идёт о моральном облике учёного. Надо проверить факты».

Комиссия установила, что факты не подтвердились. Тем не менее Юрия вызвал директор и сказал:

— Я пригласил вас, чтобы предупредить о необходимости строго держать себя. Вы на виду, на вас смотрят студенты.

— Но ведь факты не подтвердились, — сказал Юрий.

— Верно, факты не подтвердились, но дыма без огня не бывает. Раз пишут, значит, вы даёте повод. Я вас обязан предупредить.

Юрия предупредили, а того, кто написал явную клевету, не предупредили. Безнаказанность подогрела его, и вскоре появилось новое письмо. И была назначена новая комиссия, новые разборы. Между тем Юрий находил в себе силы работать. Сообщил об интересных опытах своих исследований. Утверждая свои принципы в науке, он опровергал других, теснил их авторитеты, — наверное, и того, кто писал на него анонимные письма.

Вечером — звонок в квартиру Рылевых:

— Галя, это ты? Не стану называть свою фамилию, но поверь, я тебя уважаю, мне тебя жалко.

— А что меня жалеть? У меня пока все идёт хорошо.

— Ты или глупенькая, или сознательно закрываешь глаза. Твой Юрий давно уже имеет...

— Оставьте меня в покое! Я не хочу вас слушать.

— А ты и не слушай, а позвони ему в лабораторию и узнай — один он там или с девочкой?..

Трубка повешена, а Галя в сильном смятении. Неужели это правда? Нет, не может быть! Это клевета!.. А что, если все же позвонить?..

Та, что позвонила, знала распорядок дня Юрия. В тот час он беседовал с аспиранткой. Галя набрала номер лаборатории, и, как на грех, взяла трубку аспирантка. У Гали ёкнуло сердце...

Будучи от природы человеком порядочным, Юрий легко верил людям. Легковерность присуща честным натурам. Потому их так легко ссорить между собой.

Как ни знали друг друга люди, как ни верили они своим друзьям и близким, клевета разъедала их взаимное доверие. В сердце заползли подозрения, сомнения, в конце концов они приводили к неприязни.

Жизнь Юрия превратилась в сплошную пытку. Бесконечные вызовы, объяснения мешали работать, расстраивали все планы. Среди членов комиссии, среди начальников, приглашавших Юрия на беседу, были разные люди: чаще всего умные, понимающие; с ними было легко разговаривать, но встречались и недоброжелатели. Во главе одной комиссии был именно такой человек. Он по заявлению, ещё до прихода в лабораторию уже составил мнение о виновности Юрия и задавал вопросы и записывал только то, что могло укрепить его в заведомо ложном убеждении. Говорит ли ему Юрий или заведующий кафедрой, или кто ещё из тех, кто болеет за дело, он демонстративно не слушает, перебивает. На одну сотрудницу, которая положительно оценивала и работу, и поведение Юрия, он даже закричал.

Конечно, выводы этой комиссии были строги и не справедливы.

Положение Юрия ещё более осложнилось.

Слабые люди в подобных обстоятельствах выбиваются из колеи, начинают пить. Другие ударяются в меланхолию, а то и в панику. Наконец, третьи, напрягая все силы против клеветы, не теряют самообладания, продолжают работать, но при этом их психика испытывает такие перегрузки, что приходит постепенно к полному расстройству. Чаще сдают сердце, сосуды или нервы.

Юрий Рылев принадлежал к последней группе. Продолжая работать, он почувствовал сильные головные боли. Обратился к врачу. У него признали начало гипертонической болезни, посоветовали меньше работать, больше отдыхать, бросить курить.

Он и сам чувствовал, что всё это ему надо сделать, но не мог нарушить привычный строй жизни. На это тоже нужны были силы.

И вот однажды утром Юрий, как всегда, встал рано и сел за письменный стол. Собрал нужные тетради, книги, разложил их перед собой, но сосредоточиться не мог. Головная боль, не покидающая его несколько месяцев, после сна становилась легче, и он пользовался утренними часами, чтобы хоть немного поработать. Но вчера он расстроился и спал плохо. Приходил заместитель директора.

— На вас опять заявление, — сказал он не то с досадой, не то с раздражением. — Вот читайте.

В заявлении была явная чушь, и тем не менее у него в голове появились такие спазмы, что он перестал читать и сжал руками виски. Когда боль уменьшилась, он посмотрел на подписи: среди других фамилий он увидел фамилию своего... товарища. Глазам не верил: Герман Михайлов!

Ничего не сказав, Юрий вернул заявление. Весь день он был рассеянным, ни с кем не говорил, а если с ним разговаривали, отвечал невпопад. Голову разламывало, долго не мог уснуть. Чередой проходили воспоминания о многолетней дружбе с Германом.

В студенческие годы они почти всё время занимались вместе и часто ходили вдвоём. Герман бывал и в доме Рылевых. Юрий также нередко заходил к нему домой. Жили Михайловы хорошо, можно сказать, богато. Герман всегда имел карманные деньги, хотя родители его вроде бы не занимали больших должностей. «Бережливые люди», — думал Юрий, восхищаясь их способностью создать в доме такой уют и порядок.

Герман был весёлый, не лишённый обаяния молодой человек. Он был прост в обращении с людьми, быстро сходился с товарищами, особенно с девушками. Правда, Герман иногда вольно и неуважительно отзывался о них, но Юрий относил эту черту своего товарища к некоторой раскованности поведения, которую Герман проповедовал.

Герман Юрию сразу понравился. Разбитной, бойкий на язык, он был находчив и смел. Умел высмеять товарищей и даже учителей, но делал это всегда так, что сам оставался в стороне. Напишет какую-нибудь пакость про учительницу и подсунет записку товарищу. Тот прочтет, посмеется и передаст другому. Когда до учителя дойдет, про Германа никто и не вспомнит.

Юрий искренне смеялся над выдумками Германа и даже прощал ему привычку прятаться за спину других. Юрий сам так поступать бы не стал, но к своему другу относился снисходительно.

Иногда Юрия коробило циничное отношение Германа к девочкам. Но последний всегда находил оправдание своим словам и поступкам. Сам Юрий к девочкам относился чисто, оберегал их от грубости ребят, защищал от обидчиков. Циничное отношение Германа к девушкам продолжалось и позднее, когда они стали студентами.

В университете он открыто ухаживал за студенткой Надей Васильевой, дочерью известного в городе учёного. На людях заискивал перёд ней, а за глаза однажды сказал Юрию: «Влюбилась как кошка, не отвяжешься». Юрия коробило от таких слов, и он тут же выговаривал: «Во-первых, нехорошо говорить так о девушке, с которой ты дружишь. А во-вторых, похоже на то, что ты в неё влюбился и не отпускаешь её ни на шаг!»

Дружба Германа с Надей продолжалась долго. Они вели себя как муж и жена и всем говорили, что, как только кончат институт, зарегистрируются. Однако уже на 4-м курсе Герман стал избегать Надю, которая побывала в больнице и вышла оттуда бледной, осунувшейся, грустной.

Вскоре узнали, что Герман женился на другой студентке. Юрий возмутился поступком товарища.

— Ты опозорил девушку, так не поступают порядочные люди.

Герман молчал.

А когда Юрий особенно стал допекать его, с виноватым видом заявил, что его родители не захотели, чтобы он женился на Наде Васильевой.

— Ну, брат, — воскликнул Юрий, — ты и показал себя. И лицо свое, и характер. Это подлость вдвойне. С тобой и знаться не следовало бы.

Они долго не встречались. Но постепенно Юрий потеплел, и они снова стали дружить.

По существу, Юрий и Герман были разными во всём. Юрий был трудолюбив, Герман уклонялся от труда, особенно чернового, физического. Он считал физическую работу «божьим наказанием». Юрий был скромен, Герман бесцеремонен и часто лгал. Для Юрия данное им слово — закон, для Германа ничего не значило нарушить своё слово. Более того. У него была даже своя философия на этот счёт. Он считал, что только то слово надо выполнять, которое ты дал своему близкому человеку. Если же человек далёк от тебя, то выполнять слово необязательно.

И, несмотря на полную противоположность характеров и взглядов, они много лет дружили, да так, что друг без друга не обходились ни одного дня. Особенно до окончания средней школы. После десятого класса пути их разошлись. Юрий пошёл на физико-математический факультет университета, Герман — на литературный.

Но, поступив на разные факультеты, они оставались друзьями и по-прежнему часто ходили друг к другу в гости.

Юрий искренне и тепло относился к своему другу. Он верил в большую мужскую дружбу и даже идеализировал её. Он очень жалел, что им не пришлось на фронте доказать, что значит их святая дружба.

Юрию нравилось, что Герман всегда охотно его выручал. Понадобится ли ему какая-нибудь книга, Герман всегда её достанет. Если Юрию понадобится приобрести что-либо модное из одежды — и тут Герман придёт на выручку.

С возрастом Юрий всё больше видел в своём друге недостатков, но он многое умел прощать людям — может быть, слишком многое. Думал, что это всё шелуха, наносное, пройдёт немного времени, Герман возмужает и дурь из него вылетит. Юрий пуще всего боялся проявить свою неверность в дружбе. В его записной книжке сохранилось немало высказываний мудрецов о дружбе...


Для истинных друзей
Ты жизни не жалей.
Но отличать умей
От недругов друзей.

«Что же Герман? — думал Юрий, размышляя над письмом. — Или он всегда был недругом, а носил личину друга, или он забыл святой закон дружбы и предал товарища? И не только предал. Он как бы всадил ему в спину нож в такое трудное время...»

Вспомнилось изречение, которое он много раз читал: «Как в дружбе, так и во вражде поставь определённые границы доверчивости твоей и неприязни, пока тысячу раз не проверишь человека. Пусть первая не доходит до того, чтобы стать опасной, а вторая — непримиримой. В делах могут быть очень странные превратности...»

Перевёл эти мысли на Германа. «Может быть, я напрасно доверился ему и открыл перед ним своё сердце, как перед братом? А чем он заслужил такое доверие с моей стороны?..»

Открыл книгу, начал читать:

«Не доверяй всем тем, кто выказывает тебе чрезмерную любовь, едва успев познакомиться с тобою и не имея на то достаточных оснований. Будь также осторожен с теми, кто смущённо признаётся тебе, что повинен во всех основных человеческих добродетелях, которые он именует слабостью». «Странно, — подумал Юрий. — Это явно как будто с Германа списывали. Он с первых же дней, ещё не узнав меня, выказывал свою любовь я преданность. А уж о своих добродетелях он говорил всем и каждому и нисколько этим не смущается. Почему это так, я ведь это всё читал. Почему же я на это не обратил внимания? Наконец, за что я уважаю Германа?..»

Вспомнил, как Герман, будучи аспирантом, опубликовал подборку своих стихов. В глазах многих товарищей — всех, кто знал Германа, его престиж резко поднялся. В душе и Юрий восхищался талантом товарища, хотя стихи его многие находили бесцветными. Он, конечно, обладал способностями, но для развития ему не хватало упорства, трудолюбия. Только трудолюбие, доходящее до одержимости, поможет развить природный дар.

Примером этому являются все наши выдающиеся учёные, писатели, поэты. И лучший образец — А. С. Пушкин. При его могучем поэтическом даровании он обладал феноменальной работоспособностью. О его трудолюбии говорит и его словарный запас. Как известно, он составляет 22 тысячи слов и не имеет себе равного. А ведь чтобы эти слова употреблять, надо знать их значение.

Народная мудрость гласит: «Человек неталантливый, но трудолюбивый может достигнуть большего и принесёт народу пользы больше, чем человек талантливый, но нетрудолюбивый».

Расхваленный сверх меры, Герман зазнался, перестал трудиться. Его всюду представляли талантливым поэтом, а на самом деле он писал пустые, ординарные стихи. Вскоре его перестали хвалить, но, привыкший к лести, он решил, что его затирают. Окружил себя такими же, как он, неудачниками, недовольными всем на свете. Они вместе пили, хвалили друг друга, говорили, что их не понимают, и... опускались всё ниже. Перед посторонними выхвалялись, старались блеснуть учёностью. А люди этого не любят, воспитанный человек придерживается правила: носи свою учёность, как носят часы, — во внутреннем кармане, и не вынимай их только для того, чтобы показать, что они у тебя есть. Юрий продолжал верить в способности друга, но часто ему говорил: ты мало работаешь и много говоришь о своём таланте.

Герман раздражался при таких замечаниях; особенно же его бесило трудолюбие Юрия. Тот не щадил себя на работе и на глазах у всех вырастал в большого учёного. И чем дальше продвигался Юрий, тем сильнее завидовал ему Герман.

Талантливый человек порадовался бы успехам своего друга, ибо мера талантливости прямо пропорциональна благородству характера человека, его порядочности. Но Герман превратился в завистника.

«Неужели зависть? — пришла вдруг догадка Юрию в горестные минуты размышления над письмом. — Зависть, это низменное чувство, водило его рукой... Что же другое могло побудить на такой низкий поступок?»

Юрий так был потрясён предательством товарища, что не мог ни делать ничего, ни думать ни о чём. В жизни своей он встречал немало неудач, неприятностей — нередко приходилось ему сталкиваться с заведомой ложью, неприятием его идей, мыслей. Жизнь есть жизнь, даже у самого удачливого человека хватает огорчений и непредвиденных затруднений. И он всегда терпеливо, не теряя достоинства и такта, преодолевал всякие препятствия, проявлял завидное терпение и упорство в достижении поставленных целей. Неудачи не обескураживали его, он не терялся, не терзался сомнениями и тем более не впадал в панику. Сам себе любил повторять: «Это естественно, этого следовало ожидать — лёгких побед не бывает. Случаются, конечно, лёгкие удачи, но они редки, на них нельзя рассчитывать». Так он мысленно рассуждал сам с собой, готовя себя, свою психологию к труднейшим делам, к решению таких задач, которые потребуют всё больших и больших сил. И верил, знал: такая философия помогает ему, служит подспорьем в решении научных задач, в преодолении мелких и крупных жизненных неурядиц. Но здесь он сник: предательство товарища его как обухом ударило. Враз, в один миг обрушился целый мир привязанностей, надежд, воспоминаний. Зашаталось главное, что держало его в жизни: вера в людей. Думалось невольно: «Если уж товарищ так поступает, то что же другие?.. Что же они такое — люди?.. Стоит ли для них трудиться, тратить так много сил?..»

Грустные это были мысли, тяжкие...

Он помнит, как Герман чуть не втянул его в одну компанию. Он обратил внимание на то, как настойчиво эти люди уговаривают новичков следовать их примеру и, если кто отказывается, поднимают того на смех, как «труса» или как «святошу». Чаще всего это пустые, никчемные люди, которые мнят о себе много и хотят быть на виду. Однако, не имея возможности блеснуть перед своими друзьями какими-то высокими и благородными поступками, они стараются превзойти друг друга в пошлости.

В этой компании, Юрий заметил, широко распространены выражения: «действовать как мужчина», «говорить как мужчина с мужчиной» и т. д., что чаще всего значит действовать грубо, говорить нецензурными словами и т. д. Но Юрий с детства, ещё от отца усвоил, что вульгарность речи есть признак вульгарности и заурядности. В этой компании он совсем не видел людей, которые бы проявляли спокойную уверенность и невозмутимость в сочетании со скромностью.

Быстро раскусив сущность ребят, составлявших эту компанию, ясно увидев их пустоту, Юрий покинул их и больше туда не возвращался.

Но он хорошо помнит, что даже среди этих людей измена и предательство по отношению к своему другу считались самым постыдным поступком...

У Юрия разладился сон. Иногда целую ночь напролёт не смыкал глаз. Он лежал, погасив свет, а мысли одна другой печальнее неслись в его разгоряченной голове. Как ни старался, как ни убеждал себя Юрий, он не мог унять возмущение вероломством Германа. В течение стольких лет так хитро и коварно играть роль товарища!..

Бессонные ночи отрицательно сказались на здоровье Юрия. Однажды к утру он почувствовал, что его голову сдавливает тисками. Попытка встать с постели кончилась тем, что он чуть не потерял сознание и вынужден был снова лечь. Только после того, как он почувствовал, что не может даже поднять головы, он позвал отца и все рассказал ему.

Отец сильно забеспокоился. Созвонившись со своим институтским товарищем, профессором Булатовым, он попросил его приехать и проконсультировать сына.

Они оба долго его обследовали, но установить причину болезни не могли. Порекомендовав больному покой и сердечные, решили наблюдать, как потечёт болезнь дальше.

Следующую ночь Юрий провёл так же беспокойно. Принял большую дозу снотворного, забылся ненадолго тяжёлым сном и проснулся весь в поту. Головная боль усиливалась. Утром он попросил его поднять. Но когда Юрия поставили на ноги, он тут же потерял сознание. Его уложили в постель, сделали укол. Долгое время Юрий не приходил в сознание, а когда очнулся — правая нога и рука не слушались его. Инсульт!..

Стали растирать руку и ногу. Постепенно появилась слабая чувствительность и лёгкие движения в руке и ноге. Но он не мог говорить. Речь потом хоть и возвращалась, но была невнятной.

Снова позвали профессора Булатова. Он поставил диагноз правостороннего гемипареза (то есть неполного паралича), порекомендовал положить больного в клинику. За это время Юрию опять стало хуже. Наметившееся было улучшение в движениях конечностей и в произношении слов вновь сменилось ухудшением состояния. Головные боли нарастали. Больной часто терял сознание.

Галя и Таня не отходили от больного. Как только Пантелеймон Константинович Булатов упомянул, что он хотел бы проконсультировать больного со мною, Таня тотчас же прибежала ко мне. Поняв из её сбивчивого рассказа трагичность ситуации, я, отложив все дела, пошёл в терапевтическую клинику, где лежал Юрий. Пантелеймон Константинович вместе с отцом Юрия подробно рассказали мне ход заболевания. Требовалось срочно установить диагноз и наметить лечение, пока не наступил полный паралич.

Что здесь могло быть? Кровоизлияние в мозг? Но в этом случае у больного не наблюдалось бы периодов улучшения и ухудшения, был бы стойкий паралич. Пока же заболевание шло наподобие перемежающейся хромоты, которая случается при сосудистых заболеваниях нижних конечностей. Может быть, и здесь дело в сосудах, питающих мозг? А если так, то что именно явилось причиной паралича: спазм, закупорка, тромб или разрыв сосуда?

Несомненным для меня было одно: болезнь явилась результатом перенапряжения нервной системы, вызванного конфликтной ситуацией, искусственно созданной его недругами. Подобные явления существовали во все времена.

Страх перед голодной смертью, холодом, перед грозными явлениями природы, любовные драмы, смерти близких, наконец, встречи с врагами, соперниками, схватки с ними ставили человека на грань крайнего психического напряжения. Как правило, в эти моменты он действовал: кидался в драку, убегал, догонял, строил преграды, добывал пищу. Психическое напряжение спадало, нервы находили разрядку.

В наше время в большинстве случаев в моменты эмоциональных нагрузок, даже самых крайних, человек вынужден «включать тормозную систему», то есть стараться в любых обстоятельствах сохранить спокойствие. «Казаться улыбчивым и простым — самое высшее в мире искусство» (С. Есенин). О человеке, умеющем держать себя в постоянной, подобающей его личности форме, обычно говорят: человек культурный, воспитанный, волевой — этот лица не уронит, ведёт себя с достоинством и т. д. И это, конечно, правильно. Такое поведение соответствует самым высоким понятиям о морали современного человека, его нравственности, поведении. Но в этих случаях нагрузку на себя принимает нервная система. Однако наши нервы, как и всё на свете, имеют определённый запас прочности. Постепенно этот запас иссякает, и появляются аномалии, болезни, которые являются прямым или косвенным следствием перенапряжения нервной системы. Таких аномалий много, их не счесть; трудно найти в организме участок, который бы не находился в зависимости от состояния нервной системы и на который бы перенапряжение или стресс не действовали.

Тяжелый стресс возникает под влиянием чрезвычайных раздражителей: сильная интоксикация, инфекция, ожоги, травма и т. д.

Если в результате «чрезвычайного раздражителя» возникают повреждения или «поломы» в виде различных патологических процессов, развивается усиленная деятельность всех механизмов, приспосабливающих организм к новым условиям.

Стрессовые воздействия ведут к глубоким нарушениям функций всех систем и органов, которые мобилизуют свои силы на борьбу с раздражителями. Возникает усиленная деятельность сердечнососудистой системы, нервной системы, всех эндокринно-гармональных механизмов. Надпочечники выбрасывают в кровь большое количество адреналина. Последний вызывает бурный спазм сосудов, что ведёт к усилению деятельности сердца, лёгких, печени, к чрезмерному расходованию энергетических ресурсов.

При длительном или очень интенсивном действии раздражителя адаптационные способности организма могут оказаться недостаточными или быстро израсходованными. Это приводит к потере или истощению возможностей к сопротивлению, к развитию дистрофических расстройств, возникновению заболевания и даже к гибели организма.

Дальнейшее развитие этого вопроса, в частности русскими учёными, с точки зрения учения И. П. Павлова о нервизме показало, что стресс может возникнуть не только от каких-то физико-химических воздействий на организм, но и от психической травмы в виде грубого слова, неприятного сообщения, тяжёлого горя.

Отсюда появился новый термин «психоэмоциональный стресс», который может производить не меньше разрушений в организме, чем действие любых физических агентов.

Большую работу проделал профессор В. Г. Старцев, который в течение двадцати лет экспериментально изучал этот вопрос на обезьянах. Он доказал, что психоэмоциональный стресс сопровождается глубокими сдвигами во всех физиологических системах: возбуждение, изменение электрокардиограммы, сердечного ритма, артериального давления, состава крови, уровня сахара в крови, гормональной картины, желудочной секреции. Ему удалось доказать, что только тот психоэмоциональный стресс приводит к болезни, который повторно прерывает естественное, нормальное возбуждение какой-либо системы. Для обезьян мощным психоэмоциональным стрессом является придание ей неподвижности, так называемый иммобилизационный стресс. Но могут быть применены и другие виды стрессов, как, например, увод от самки или ловля убежавшей из вольера обезьяны. И если нормальное пищевое возбуждение, то есть обычную еду, повторно прерывать иммобилизационным или другим стрессом, это приведёт к хроническому нарушению условных пищевых рефлексов, к желудочной ахилии, к предраковым заболеваниям желудка.

Применение усиленной работы сердечнососудистой системы при пятиминутном преследовании обезьянки с последующей её иммобилизацией приводит к гипертонии и инфаркту миокарда. При комбинации сахарных нагрузок с иммобилизацией развивается сахарный диабет и т. д. То есть экспериментально доказана возможность возникновения тяжёлых заболеваний различных систем и органов под воздействием психоэмоционального раздражителя.

Данные, полученные на обезьянах, помогают нам найти объяснение причин возникновения целого ряда заболеваний человека под влиянием психоэмоциональной травмы.

Можно легко представить, что если обычный приём пищи будет прерван каким-то неприятным телефонным разговором или ссорой, например между супругами, то сразу же нарушается нормальный пищевой рефлекс, желудочный сок перестает вырабатываться, наступает расстройство функции пищеварения. Повторные психоэмоциональные стрессы во время приёма пищи могут привести к тяжёлому расстройству функции всего пищеварительного тракта с последующим органическим заболеванием.

Если повторно во время энергичной деятельности сердечнососудистой системы будет иметь место психоэмоциональный стресс, может возникнуть серьёзное заболевание сердечнососудистой системы. Если в рабочем коллективе, скажем, начальником создана нездоровая обстановка, то уже при приближении к кабинету начальника у подчиненного будет сердцебиение, «как после десятикилометрового пробега». И если при такой возбуждённой работе сердечнососудистой системы возникнет психоэмоциональный стресс, это неизбежно скажется на функции сердечнососудистой системы. При повторных стрессах в подобной ситуации возникает тяжёлое заболевание в виде стенокардии, инфаркта или гипертонии.

Большое значение на силу воздействия психоэмоционального стресса оказывает психологический настрой человека, при котором возникает стресс.

Если человек, уже идя на работу, думает о ней с неприятным чувством, если у него при одной мысли о своих сослуживцах болезненно сжимается сердце, в этих случаях стресс окажет более сильное воздействие, чем на человека, идущего на работу как на праздник.

Приведённые нами краткие данные показывают, что здоровая обстановка на службе и дома, взаимное уважение и бережное отношение друг к другу, к человеческому достоинству товарища по работе и семье часто предохраняют или резко снижают степень воздействия на человека любого психоэмоционального стресса.

Очень важно отношение человека к раздражителям, умение относиться даже к очень неприятным явлениям как можно проще, легче, не придавая им особого значения, не отводя им в своём сердце много места. Тут надо подключать интеллект, ум, развивать в себе способность самоанализа, самоконтроля, самонастроя. Надо постараться воспитать в себе не только способность «казаться улыбчивым и простым», но и быть таковым.

Слабости людей, их пороки, встречающиеся ещё некрасивые поступки, взрывы нетерпимости следует воспринимать спокойнее, как нечто такое, что не вами заведено и вы одни не сумеете это исправить. На мой взгляд, тут необходимо выработать в себе некоторую снисходительность к подобным поступкам, умение понять и, может быть, извинить минутную слабость человека, особенно близкого вам. Разумеется, я не призываю к всепрощению, не советую подставлять левую щеку, если вас ударили по правой. Нет, конечно, за всякую подлость, хамство человека следует наказывать, ставить его на место — иначе он распояшется и будет ещё больше приносить людям зла.

Но ограждать своё сердце, свою нервную систему, своё здоровье от неприятных раздражителей — этому следует научиться, это необходимо для здоровья.

Юрий Рылев, всецело занятый наукой, не смог оказать сопротивления неблагоприятным раздражителям, и возникший в результате внутреннего конфликта психоэмоциональный стресс оказал губительное влияние на его сосуды в самом ответственном месте, на сосуды, питающие мозг.

Что мне было делать? Казалось бы, чего проще ответить, что это не по моей специальности. Что надо проконсультировать и лечить у невропатолога и т. д. Но можно ли было так ответить, когда все здесь присутствующие отлично понимали: только какое-то чрезвычайное вмешательство может предупредить катастрофу. И столько было в их лицах горя и мольбы, что я тут же решил, что надо сделать всё возможное и невозможное, чтобы спасти Юрия.

Я распорядился перевести больного в нашу клинику и срочно провести ему специальное исследование.

Надо было ввести контрастное вещество в аорту, с тем чтобы оттуда оно попало в сосуды, снабжающие кровью мозг. И в этот момент произвести серию снимков.

На рентгеновских снимках оказалось, что левая внутренняя сонная артерия, питающая левую половину мозга, закупорена полностью. Это значит, что очень скоро гемипарез перейдет в полный паралич. Есть ли надежда восстановить проходимость сосуда, а тем самым питание мозга, можно сказать лишь во время операции, которая сама по себе представляла большой риск.

Надо было вскрывать сосуд, питающий мозг. А если не удастся восстановить его проходимость? А если наступит разрыв сосуда и его надо перевязать? А если начнётся большое кровотечение, которое не удастся остановить?

Я знаю по прежнему опыту, как опасно иметь дело с сосудами на шее! Ведь если из-за возникшего кровотечения придётся перевязать сосуд, питающий мозг, то в большинстве случаев наступает смерть. А к этому надо быть всегда готовым. Более того. Если для работы на сосуде мне придётся его пережать даже временно, то и это уже большой риск, ибо если пережатие продлится более 3—4 минут, то наступит кислородное голодание и гибель мозга с тем же печальным исходом. Наконец, больной столь ослаблен, что может не перенести такую операцию! А как я выйду из операционной, как буду смотреть в глаза отцу, жене, его друзьям? Не лучше ли отказаться от такой рискованной операции, которой я ещё не делал, хотя давно уже и готовился к ней?!

Все эти сомнения я изложил перед Пантелеймоном Константиновичем и членами семьи Юрия. Видя совершенно безнадёжное состояние больного, они сразу же согласились на операцию.

Я решил делать её тотчас же, вечером, не дожидаясь утра, так как каждый час тут мог иметь решающее значение. Когда я вышел из палаты, где лежал Юрий, за мной следом вышла Галя.

— Фёдор Григорьевич, — сказала она со слезами на глазах, — сделайте так, чтобы Юрий остался жив. Если он умрет, я также не буду жить. Ведь в его болезни виновата прежде всего я, и этого я себе никогда не прощу.

Надо сказать, что, как только обнаружилось у Юрия столь серьёзное заболевание, Галя не находила себе места от тяжёлых переживаний, беспокойства за судьбу мужа и постоянных упрёков себе, что она своими глупыми ревнивыми подозрениями подливала масла в огонь, который сознательно разводили недруги Юрия.

Уже с первых жалоб его на головные боли, которые — она это хорошо видела — он тщательно скрывал, она вдруг сразу испугалась за него и как будто другими глазами посмотрела на всё, что делается вокруг.

Увлечённый своей работой, ничего не подозревая, он старался оправдываться, «вины не зная за собой» и чувствуя, что его оправдания оказываются шаткими перед хорошо подтасованными «фактами», нервничал, тяжело переживал своё бессилие.

Когда Галя увидела, что муж уже почти разбит параличом, что к этому всё идёт, что над ним нависла смертельная опасность, чувство собственной вины стало мучить её.

Тяжело переживал болезнь своего любимого ученика и руководитель кафедры, слишком поздно понявший всю несложную механику хорошо задуманной травли молодого учёного. Со всех сторон нам звонили, обращались лично, прося сделать всё возможное для спасения молодого учёного, сына, мужа, отца маленьких детей!

Но нас не надо было ни о чём просить. Мы и без этого принимали все меры к тому, чтобы спасти Юрия.

Очень сложно было определить место поражения сосуда, вызвавшего паралич. Процесс мог быть внутри черепа. И тогда наше хирургическое вмешательство было бы бессмысленно. Хорошо, что у Юрия была выявлена закупорка внутренней сонной артерии, и это давало какую-то надежду. Но что за процесс в сосуде? Может быть, полное заращение просвета сосуда, как мы говорим, его облитерация, и тогда мы бессильны помочь больному. Если же окажется артериосклеротическая бляшка, прикрывающая просвет, тогда есть надежда, что мы её удалим и восстановим проходимость сосуда.

Но тут мог быть и тромб, закупоривающий сосуд и уходящий глубоко в полость черепа. И тогда все будет зависеть от того, удастся ли извлечь тромб из сосуда. Словом, была сотня различных ситуаций, в каждой из них Юрия подстерегала смертельная опасность, а меня полная неудача.

Мне предстояла одна из тех операций, которые тяжело отзываются на моем собственном состоянии. Несколько часов я буду стоять у стола и испытывать сильнейшее нервное напряжение. В случае благополучного исхода меня ждёт много беспокойных дней и бессонных ночей послеоперационного периода. В случае неудачи... Ещё более изнурительные часы, когда вся нервная система будет напряжена до предела. А умри больной? Нередко бывает так: вначале просят, умоляют, на любой риск согласны, а умрет больной, и разговаривать с хирургом не хотят, а кто грозит, заявление пишет. Всё ведь бывало в жизни.

Так не лучше ли сказать, что я этих операций не делаю, что я не хочу рисковать, и выписать больного?

Читатель, конечно, скажет: «Что вы, как можно? Ради человека надо идти на риск».

А многие ли из вас, дорогой читатель, ради человека идут на риск? Не чаще ли мы встречаем такое отношение — лучше я уклонюсь, зато мне спокойнее будет.

Очень многие и уж слишком часто и у нас употребляют слово «нет», хотя оно нередко означает бегство с поля боя.

Было бы очень хорошо, если бы каждый на своём посту отвечал бы за слово «нет» ещё больше, чем за слово «да». Тогда бы у нас реже наблюдались случаи бездушия, бюрократизма, невнимательного отношения к человеку. Тогда бы и вышестоящим организациям меньше пришлось бы разбирать жалоб и решать вопросов.

Итак, операция!..

Вскрыв участок шеи, я обнаружил артериосклеротическую бляшку. Она полностью закрывала просвет сосуда, питающего мозг. От бляшки вверх по сосуду шёл тромб длиной в 12 сантиметров. И он тянулся до внутримозговых разветвлений сосуда. Бляшку убрали сравнительно быстро, но тромб... Длинный, рыхлый, он всё время грозил разорваться. Я тянул его и чувствовал, как лицо моё заливает потом.

И когда вытянул, сразу же восстановилось нормальное кровоснабжение мозга...

После операции больной проснулся быстро. Когда он совсем пришёл в себя, первое, на что обратил наше внимание, — это перестала болеть голова. Речь значительно улучшилась. Заторможенные движения стали более активными. Сознание прояснилось. Постоянный туман и какая-то завеса, которая появлялась перед глазами, исчезли. Зрение стало чётким.

Юрий быстро поправлялся. Через десять дней мы разрешили ему ходить, а через три недели он выписался из клиники. Отдохнув несколько недель сначала дома, а затем уехав вместе с Галей в санаторий, Юрий вернулся в институт полноценным работником.

2

После того как Юрий Рылев выписался из клиники, я долго думал о нём и других больных, которые были поставлены на грань катастрофы не каким-то несчастным случаем, не болезнью от каких-то микробов, не от врождённых недостатков. Нет. Их болезнь так же, как тяжёлое состояние на грани инфаркта у профессора Гафили, есть результат действий других людей, в том числе таких, которые назывались друзьями, добрыми знакомыми.

Я вообще высоко ценю крепкую дружбу, особенно если эта дружба основана на общих жизненных целях, на родстве высоких благородных помыслов. К сожалению, и среди мужчин, даже очень уважаемых, встречается немало людей, преследующих в дружбе только свои, эгоистические цели. Такие люди ненадёжны, на них не стоит и рассчитывать. Они вас не предавали, не делали вам зла, но они и помнят о вас лишь в тех случаях, когда вы им нужны. При этом они сами по себе могут быть и неплохими людьми, но у них, по-видимому, превратное понятие о дружбе.

У меня есть хороший знакомый, инженер, с которым мы встречаемся хоть и редко, но с удовольствием. Это большой специалист в своём деле, эрудированный человек, приятный собеседник. Но он может многие месяцы не звонить. А если позвонит, значит, что-то я ему понадобился. То у него «маленькую пневмонию» обнаружили — надо посоветоваться и подлечиться, то какие-то непорядки в почках нашли — надо бы провериться, то дочку надо проконсультировать.

Встретимся, подлечимся, проверимся, и вновь на много месяцев приятель и голоса не подаёт.

А тут как-то вернулся в город из длительного путешествия и звонит. Спрашивает о здоровье, о том, как провёл лето, рассказывает о том, где был и что делал это лето. Разговор идёт долго, и никаких намёков на необходимость подлечиться, посоветоваться. «Вот, — думаю я, — вспомнил обо мне! Соскучился и звонит, чтобы поговорить». Только я этак подумал, а он «под занавес» и говорит: «А вы помните название лекарства для лечения моей поясницы? Когда мы этим займёмся?!» У меня так всё и оборвалось. Вот ведь как, даже один раз не выдержал! Я, конечно, и виду не подал. Назначил время, удобное для нас обоих.

Ещё более характерную историю рассказал мне мой друг Иван Владимирович. Работал он собственным корреспондентом «Известий» в Донбассе. Там познакомился с местным писателем, уважаемым в городе человеком. Как-то звонит этот писатель Ивану Владимировичу и ведёт с ним примерно такой разговор:

— Как живёшь? Как здоровье? Над чем работаешь? Как чувствует себя супруга? Как дочка?.. и т. д. — А под конец: — Не можешь ли поговорить с начальником шахты — пусть мне отпустит угля.

— А сам-то?

— Мне он может отказать, а тебе не посмеет. Тут ведь все законно...

— Ладно, поговорю.

Проходит какое-то время. Вновь звонит приятель. Говорит те же слова: «Как живёшь? Как здоровье? Над чем работаешь?»

И под конец: «Не можешь ли поговорить с таким-то? У них там доски бросовые есть. Они им ни к чему, а мне на даче сараюшечку пристроить...»

«Ладно, поговорю».

Проходит время, снова телефонный звонок. И снова приятель:

«Как живёшь? Над чем работаешь?..»

«Хорошо работаю, и жена чувствует себя хорошо и дочка... А тебе, наверное, нужно что-нибудь?»

«Да вот, видишь ли, кирпича не хватило...»

Разумеется, такие отношения ничего общего с дружбой не имеют. Мои друзья усвоили совсем другой модус: телефонный звонок. Говорит Николай Иванович... Или Юрий Георгиевич... Или Иван Владимирович, или ещё кто...

— Фёдор Григорьевич, как здоровье? Нормально? Может, нужно чего? Мы давно не видались.

— Спасибо, всё нормально, а повидаться бы действительно нужно.

Когда я в отъезде, позвонят домашним, спросят, что да как, когда приедет Фёдор Григорьевич.

А если за чем-нибудь обратишься, то от них за многие годы я не услышал слова «некогда» или «нет». Иногда отлично знаю, что другу моему некогда. Что земля у него горит под ногами. Спросишь:

— Вы спешите? Вам некогда?

— Да нет, — отвечает, — всё нормально. Никуда я не тороплюсь.

Большое впечатление производит на меня отношение к своим друзьям со стороны Кирилла Яковлевича Кондратьева... Зная объём его работы, его занятость, я всегда с восхищением слушаю, как Кирилл Яковлевич спрашивает, всё ли в порядке, не нужна ли помощь. А тут на днях я сломал себе поперечный отросток позвонка и вынужден был лежать, к тому же правой рукой я не мог писать. Вынужденное бездействие для меня было невыносимо. Уже через несколько часов после травмы позвонил Кирилл Яковлевич, справился о здоровье, спросил, не нужна ли помощь.

— Я скоро приеду навестить вас.

Приехал ко мне на дачу. Сидит минут сорок, час. С улицы доносится сигнал машины. Я смотрю на него. А он спокойно говорит:

Это такси. Я же с ним договорился, а он меня выдал.

Оказывается, он не мог отпустить машину, так как в городе у него (а приехал ко мне на дачу) срочное совещание.

А на следующий день позвонил и говорит:

— Вы сейчас работать не можете, так вам самое подходящее поговорить с кем надо. Вы как-то хотели встретиться с работником нашего университета. Как вы смотрите, если завтра мы с ним подъедем к вам и вы сможете выяснить с ним все вопросы?

— Это очень хорошо, — говорю я. — Но зачем же вам-то ехать ко мне на дачу, тратить время, которого у вас всегда в обрез?

— Ну, об этом вы не беспокойтесь, мне полезно отвлечься немного от своих книг.

Я-то знаю, какая это жертва для столь активного учёного, который дорожит каждой минутой, а тут надо потратить несколько часов.

— Кроме того, — добавляет он, — у нас в Комарове есть хорошая медсестра. Если вам нужны какие процедуры, вы скажите, мы вам её пришлем. Только позвоните.

Когда мы выразили свою признательность за такое внимание, Лариса Георгиевна, его супруга, говорит:

— В этом нет ничего особенного. У нас такое правило: если друг заболел или с ним случилась какая неприятность, мы все считаем, что это ЧП номер один. И все мы бросаемся ему на помощь, оставляя свои повседневные дела.

Как бы хорошо, если бы все люди взяли себе на вооружение такое правило. Чудесные у нас люди, но вот этого, очень важного свойства — заботы и внимания друг к другу — иногда недостает. Я же после знакомства с Кондратьевым никому не поверю, если он скажет, что у него не было времени позвонить и справиться о здоровье друга... Уж если Кирилл Яковлевич с его феноменальной загруженностью находит для этого время, то о других и говорить нечего. И за всех тех, кто, подобно мне, имеет таких чудесных, бескорыстных друзей, можно только порадоваться.